– А я хочу попробовать, – сказал третий, и быстро пополз к выгребной яме, на ходу расстёгивая штаны. Второй солдат пожал плечами и отошёл в сторону продолжить своё начатое дело. Первый солдат брезгливо посмотрел на них и пошёл к покалеченной им жертве. Женщина уже не выла. Она так и лежала клубочком. Раскрытые глаза её ничего не выражали. Из полуоткрытого рта не вырывалось ни облачка пара. Казалось, она умерла. Солдат плюнул и подхватил её под плечи. Остальные тем временем закончили свои дела. Тот, который хотел попробовать совокупиться с мёртвой женщиной, смачно плюнул на землю.
– Что так? – ухмыляясь, спросил второй, подходя к нему и на ходу застёгивая штаны.
– Бревно оно и есть бревно. Германские девки, при всей своей холодности, всё же лучше, чем холодные покойницы.
– По крайней мере, тебе есть с чем сравнивать теперь, – кряхтя, произнёс первый, швыряя свою ношу. – Разбуди остальных, а то на таком морозе мы все окоченеем, как они, – он кивнул головой в сторону трупов.
– А ведь им холодно, – хитро сказал второй, названный своим любопытным товарищем Жилем. – Давайте-ка их согреем.
Он подхватил догорающий неподалёку факел и бросил его в кучу тел. Медленно занялась промёрзшая одежда. Остальные солдаты бросились к другим факелам. И вскоре, разнося зловоние и запах горелой плоти, запылал яркий костёр. Занятые его поддержанием, они не заметили, как с другого конца его метнулась чёрная тень и пропала в густых кустах крапивы, репейника и чертополоха. Пробудились и остальные солдаты. Обмениваясь, некоторое время шуточками над костром, солдаты побрели в здание монастыря, где, если и нет особого тепла, зато есть стены, крыша и камин. Не говоря уж о винных подвалах. В монастыре Сен-Катрин делали слабенькое вино, которое, хотя и не пользовалось особым спросом, но доход приносило.
Когда стихли разговоры солдат, и тишину ночи прерывал только треск костра и крики птиц в небе, из кустов чертополоха показалось видение. Страшная чёрная женщина в дымящейся одежде и с почерневшими обрубками вместо рук, шатаясь от потери крови, подошла к костру, всё ещё лизавшему обнажённую плоть. Некоторое время она смотрела на огонь, затем начала читать молитву. Вдруг она резко обернулась. Недалеко от выгребной ямы, у стены, где находился слив нечистот из монастыря, показалась маленькая тень. Немного постояв, тень двинулась к женщине.
– Кто ты? – хрипло спросила она.
– Я Жоэс, слуга настоятеля, – еле слышно пролепетала тень детским голосом.
– Что ты здесь делаешь? Поему не убежал?
– Все выходы заперты, и солдаты могли меня увидеть, – голос мальчика прерывался.
Женщина хотела ещё что-то сказать, но, опустив глаза, увидела в руках у мальчика белеющий кусок пергамента и странную конструкцию из узкого чёрного стержня, обложенного палочками.
– Что это? – спросила она.
Мальчик опустил глаза на руки.
– Я писал. Я записал всё. Что здесь было. А это, – мальчик поднял к глазам конструкцию. Палочки оказались обмотанными верёвкой. – Это карандаш. Его придумал отец Жильбер. Перо надо постоянно макать в чернила, а карандашом можно писать намного дольше. И не надо таскать при себе чернильный прибор. Только перочинный нож. Отец Жильбер сам подарил мне этот карандаш, – Тут вдруг мальчик вспомнил, что отец Жильбер Орси висит на кресте, а вороны с громким карканьем клюют его плоть. По его щекам побежали слёзы, а тельце затряслось от рыданий.
– Тихо! – шёпотом крикнула женщина. – Сейчас не время рыдать. Оторви лоскут от своей одежды и перевяжи мне руки, а то из меня вытечет вся кровь. Хоть я и прижгла их, но лишняя предосторожность не помешает. – Мальчик испуганно посмотрел на неё, однако оторвал узкую полосу от своей сутаны и перетянул руки женщине, чтобы остановить кровь. От слабости женщина села. – Сохрани всё, что ты записал, – наконец сказала она. – В библиотеке слева от камина есть дверь в потайную комнату. Там мать-настоятельница спрятала наиболее ценные вещи и книги. Рычагом служит кольцо сбоку от камина. Потяни его и одновременно наступи на вторую плиту от стены. Тогда дверь откроется. Спеши. Мне недолго осталось. А надо ещё похоронить отца Жильбера. А после… – глаза женщины сверкнули. – Позже я им покажу гнев Господа, – прошептала она. – Иди. Быстрее.
Она подтолкнула мальчика своей культёй в спину, и испуганный ребёнок, путаясь в складках длинной одежды послушника, побежал к кельям. Женщина, помедлив, пошла к подсобным помещениям. У входа в винный подвал она остановилась. Бодрый храп нескольких человек прозвучал для неё райской музыкой. Значит, сестра Луиза успела насыпать сонной травы в бочонки. Женщина перекрестилась культёй. Как была мудра мать-настоятельница. Уединённый женский монастырь не должен иметь вооружённой охраны. Иначе он превратится в обитель разврата. Но защищать себя он должен. Однако, высокие и крепкие стены, узкие и извилистые переходы не спасли невест Христовых. Даже воспользоваться порохом, который находился в соседней комнате с винными бочками, они не успели. Когда в ворота постучал Бертран де Го, известный своими зверствами, а главное, вероломным убийством мужа своей любовницы, Катерины ле Муи, и потребовал сочетать его браком на церковной земле, мать-настоятельница не хотела его впускать. Она слишком много о нём слышала. Многие крестьяне приходили в монастырь без рук, ног, ушей, избитые и обожжённые. Немногим женщинам удавалось спастись из его рук и из рук его дьявольской подруги. А которые спасались, рассказывали такие ужасы, что события Столетней войны и Жакерии вновь вставали перед глазами как реальные. Посаженные на кол дети, развешанные по деревьям ноги, груди, головы, вспоротые животы, разорённые могилы и похороненные в них заживо – всё это не давало повода сомневаться, что Кровавый Бертран проявит почтение к одинокому монастырю. Однако у Бертрана де Го был козырь – отец Жильбер, настоятель монастыря Святого Карла, ближайшего к Сен-Катрин. Уже полуслепой старец, в жизни не обидевший даже таракана, никогда не повышавший голоса и не имевший привычки осуждать кого бы то ни было, всей округой называемый святым, был связанным выставлен перед воротами монастыря. Маленький мальчик, привязанный к нему верёвкой за шею, тот самый Жоэс, который убежал в библиотеку прятать своё описание ужасов, произошедших спустя какие-то два часа после своего прихода, цеплялся за рваную сутану отца-настоятеля, как за единственное своё спасение. Наставленные на них арбалеты заставили дрогнуть сердце матери-настоятельницы. Она не могла допустить, чтобы из-за её отказа были убиты старик и ребёнок, и велела открыть ворота. Однако перед этим она распорядилась насыпать в каждую бочку с вином сонной травы, а всё более или менее ценное спрятать в потайной комнате. Когда это было сделано, она приказала открыть ворота, а монашенкам запереться в кельях. Жаль, она не догадалась поджечь порох. Всё равно из рук Бертрана никто целым не уходил. А так была бы славная месть этому кровожадному зверю. Однако, как только обряд венчания свершился, вакханалия началась. Словно подчиняясь невидимому приказу, солдаты разбежались по монастырю. Двери келий не выдерживали тяжёлых секир и мечей. Многие монашенки сами открывали их, надеясь мольбами смягчить сердца. Сестра Шарлотта, незаконная дочь рыцаря и кормилицы, которая жила в монастыре не слишком давно, однако, многое повидавшая в миру и изгнанная за прелюбодеяние, дверь не открыла. Когда та рассыпалась под ударами трёх мечей, сестра Шарлотта стояла посреди кельи, сжимая в руках кинжал. И прежде, чем первый из ворвавшихся посмел сорвать с неё покрывало, она убила его точным ударом в сердце. Остальных это разъярило настолько, что они не стали вытаскивать её из кельи, а бросили на постель тут же и навалились сразу оба. Пока один держал её за руки, а второй уселся ей на ноги и расстёгивал штаны, набежало ещё несколько человек. Сколько их было и сколько продолжалось насилие, сестра Шарлотта сказать не могла. Она очнулась уже во дворе в темноте, когда шум потихоньку начал затихать. Она очнулась. А другие были мертвы. Сильный удар по голове, когда она укусила за член одного из солдат, хотевших попробовать «варварский поцелуй», не надолго лишил её разума. А когда она увидела своих сестёр, которых вонявший потом солдат потребовал нести к выгребной яме, она решила отомстить. Она не знала как, и поэтому, когда, шатаясь от усталости, побоев и насилия, она упала в последний раз, а разъярённый солдат отсёк ей руки, она решила притвориться мёртвой. Про неё забыли, и оставили лежать с прочими умершими. Она же, выкатившись из костра и сумев прижечь покалеченные руки и не заорать при этом, осталась жива. Сонная трава подействовала. Теперь даже если бить по щекам и колоть в рёбра солдат, они не проснутся. Когда Жоэс вернётся, они запихнут всех в подвал с бочками с вином и подожгут его. Порох, смола и масло, которые оставались там неизвестно для чего, помогут им. Но сначала надо похоронить настоятеля.
